Композиция в живописи на примерах из искусства Нового времени
Понимание композиции, которое выработалось после Возрождения, особенно в XVII веке, легло в основу западноевропейской живописи XIX века, во всяком случае, в основу живописи таких художников, как Делакруа, Домье, Милле и Курбе. Известная картина Милле «Сборщицы колосьев» может считаться одним из прекрасных образцов композиции в реалистической живописи XIX века.
Художник выразил в этой картине не только свое глубокое сострадание к бедным женщинам, которые собирают оставшиеся колосья на сжатом поле. В композиции картины он передал мерный ритм работы. В наклоне фигур проглядывает нечто приниженное и вместе с тем они величественны и прекрасны. Лиц почти не видно, зато тем более выпукло выступает движение фигур. Высокий горизонт «прижимает» две склонившиеся фигуры к земле, но третья, повернутая спиной, фигура стоит прямо и замыкает композицию. Можно сказать, что зритель вместе с нею мысленно входит в картину. Милле высоко чтил Пуссена. Его композиционное мастерство он применил к изображению народной жизни своего времени.
Русские живописцы реалистической школы придавали большое значение композиции, особенно в многофигурных тематических картинах. В практике Академии художеств в то время композиция понималась поверхностно, формально, всего лишь как соблюдение условных правил, забота о внешней красивости, и это отвлекало внимание художников от внутренней сущности того, что они изображали. И. Н. Крамской горячо восставал против академического подхода и высоко ценил новаторство Александра Иванова:
«В сочинение и композицию, — писал Крамской, — он внес идею не произвола, а внутренней необходимости. То есть соображение о красоте линий отходило на второй план, а на первом месте стояло выражение мысли, красота же являлась сама собой, как следствие».
Картина Иванова «Явление Христа народу» («Явление Мессии») послужила отправной точкой развития композиции в русской живописи второй половины XIX века.
Характерным примером композиции в живописи передвижников может служить известная картина И. Е. Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».
В картине представлено, как запорожцы собрались, чтобы дать отпор посягательствам турецкого султана на их свободу. Писарь гусиным пером старательно выводит слова, казаки бурно заливаются веселым смехом, подбирая насмешливые выражения в адрес султана. Общее впечатление от картины — естественность; запорожцы держатся непринужденно, можно подумать, что художник не стеснял их своим режиссерским замыслом. Действительно, в то время, когда Репин создавал свою картину, главным достоинством композиции в живописи считалось, что она не должна бросаться в глаза зрителям. Между тем художник долго и упорно работал над этой темой в рисунке, в эскизе и в первом варианте, прежде чем пришел к окончательному, наиболее совершенному решению. В карандашном наброске это просто группа людей, стоящая вокруг стола, за которым сидит писарь; эскиз маслом — это фрагмент рисунка: всю картинную плоскость заполняют смеющиеся лица; в одном варианте выделяется фигура стоящего в красном жупане Тараса Бульбы, но в другом он отодвинут на второй план фигурой в белом жупане, повернутой спиной.
Можно догадаться, что художник стремился к такому расположению фигур в картине, которое давало бы наиболее полное и многогранное представление о том, что такое Запорожская вольница. Запорожцы ярки и самобытны, ни один не похож на другого, каждый держится по-своему. Один до пояса голый, другой в рубашке, третий в толстом жупане. Они обступили писаря, но он, хотя и находится в центре, кажется маленьким и тщедушным по контрасту с ними. Репин долго искал, прежде чем нашел окончательное решение: запорожцы окружили писаря, но не закрывают его от наших глаз. Группа замкнутая, тесная посередине и более свободная, открытая по краям. Группа со всех сторон срезана рамой, можно догадываться, что это часть многолюдного сборища. Вместе с тем в расположении фигур есть известная закономерность. Две бритые головы находятся по бокам от писаря. Фигура в белом жупане замыкает группу, успокаивает движение, придает картине монументальность. Картина Репина — это не жанровая сценка, но историческая картина, и это выражено в ее композиции.
